Неделей позже, 25 февраля 1898 года, лейтенант Лагресилль был приглашен на прием, данный адмиралом Жиго де ла Бедольером в честь М. Поля Домье, будущего президента Франции, а тогда генерал-губернатора Индокитая. Само собой, адмиралу ужасно не терпелось услышать рассказ лейтенанта о встрече с гигантским змеем, и тот удовлетворил любопытство собравшихся. Нужно ли говорить, что слушатели проявили большое недоверие, а некоторые офицеры даже обменялись многозначительными взглядами и несколько насмешливо посматривали на рассказчика.
Последний не замедлил взять реванш, и довольно убедительно. На следующий день после приема лейтенант Лагресилль пригласил на свое судно лейтенанта Жоанне и девять офицеров с другого судна, «Байяра», дабы и они посетили чудесный архипелаг Файшилонг. Все господа с воодушевлением взялись завтракать, когда появился человек из команды с сообщением, что в виду показались два морских змея. Все бросились на мостик, подозревая какую-то шутку, устроенную лейтенантом для увеселения общества. Но им пришлось смириться с очевидностью: два странных зверя действительно плавали в нескольких сотнях метров от судна.
«Мы охотились за одним из них в течение получаса, — сообщает лейтенант Лагресилль, — и однажды наблюдали его ясно примерно с 200 метров , когда он плыл горизонтально. Он без перерыва совершал три волнообразных движения, и они заканчивались в начале головы, которая больше всего напоминала тюленью, только раза в два большую. Нельзя было разглядеть, есть ли у монстра шея и как голова связана с туловищем, чьи размеры были весьма значительны: мы поняли это, когда осознали, что изгибы происходят без перерыва. До сих пор нам казалось, что эти изгибы — лишь видимость от горбов, которые следуют друг за другом на правильном расстоянии; но, по признанию всех свидетелей, подобное сомнение неправомерно, так как количество этих горбов, когда зверь извивался и когда он вынырнул во всю свою длину, оставалось одним и тем же. У двоих из присутствующих офицеров были фотоаппараты: они могли бы сослужить хорошую службу, но оба остались настолько удивлены всем зрелищем, что когда им пришло в голову прицелиться камерой, животное нырнуло и появилось вновь лишь очень далеко, в условиях плохой видимости, при которых сделать снимок было совершенно невозможно.
Подводим итог: животные, виденные с «Лавины», неизвестны науке. Их длина примерно 20 метров (по меньшей мере), окрас серый и черный, голова напоминает тюленью, а туловище способно на очень ярко выраженные волнообразные движения; наконец, их спина покрыта подобием зубчиков пилы, что придает им большое сходство с известными китообразными; как и эти последние, они выдают свое присутствие шумным дыханием, но не выбрасывают фонтаны воды при выдохе, как китообразные; скорее, при их судорожном дыхании вода испаряется и потом сбрасывается не фонтаном или струей, а дождем. Безусловно, именно эти животные, известные аннамитам, которые их очень боятся, были прототипом дракона, который, модифицированный и дополненный легендами, если так можно сказать, «геральдизировался» и стал национальной эмблемой».
Вернувшись на борт «Байяра», лейтенант Жоанне поставил адмирала Бедольера в известность обо всем, что видел. Последний немедленно направил лейтенанту Лагресиллю письмо, в котором говорилось, что он приносит свои глубочайшие извинения и больше не сомневается в правдивости рассказа подчиненного. Также он телеграфировал генеральному губернатору Полю Домье, сообщив, что «десять офицеров, среди которых был командир „Байяра“, находясь на борту „Лавины“, наблюдали двух очень чудных зверей». Наконец, он настолько увлекся всем делом, что вознамерился организовать конкурс среди канонерок и пароходов, некую большую охоту с целью загнать одно из этих животных на мель и заставить его оттуда выброситься на берег, где с ним можно будет получше разобраться.
Но военные действия в провинции Гуандун, которую Франция захотела прибрать к рукам, не позволили — увы! — привести этот замысел в исполнение.
Некоторое время, однако, животное продолжали видеть в заливе Алонг, на этот раз с мачт старого линкора «Вобан», которым командовали вице-адмирал Бонни-ньера де Бомонт и капитан Буте. И только в 1922 году вскрылись обстоятельства той встречи. В то время некто Жан-Батист А. был артиллеристом на борту «Вобана» и 11 июля 1898 года стоял на вахте у выхода на трап правого борта:
«Я глядел на море под трапом, и мое внимание привлекло одно странное животное, которое проплыло примерно в 3 метрах от основания лестницы, извиваясь совершенно как змея.
Это животное достигало метров 10 — 12 в длину и казалось в 40 — 50 сантиметров толщины в середине туловища. На нем были чешуйки размерами с черепашьи; шея была гораздо тоньше тела, а голова — пропорциональна туловищу, как у змеи; хвост заострялся на конце. Глаза, кажется, располагались несколько ниже на голове, чем у обычных змей; две хорошо различимые дыры обозначались немного ближе к задней части морды. Окраска животного вероятно, была серо-зеленоватая, но этот цвет, без сомнения, создавался под влиянием окраски морской воды и неба. Животное находилось на глубине 1, 5 — 2 метра».
Впервые речь идет о чешуе на спине у драконов, но ведь и впервые одного из них видят на столь близком расстоянии! Впрочем, другой свидетель впоследствии подтверждает эту характеристику, но с оговоркой. Этот второй говорит о «желто-мраморных пятнах», которые, конечно, можно принять за чешуйки, особенно глядя сквозь толщу воды. Вопрос по-прежнему остается открытым.
ЗООЛОГИ УСТРАИВАЮТ МЕГОФИАСУ ЖАРКИЙ ПРИЕМ
Лишь несколько лет спустя наблюдения в заливе Файшилонг пробудили эхо во французской научной среде. Конечно, они никак не могли не взволновать ученого, уже охваченного идеями доктора Удеманса, — профессора Эмиля Дж. Раковицу, в то время заместителя директора лаборатории Араго в Баниульс-сюр-Мер.
Никто не мог подозревать этого ученого в бахвальстве и легковерии. Он первым разоблачал открытия и россказни моряков, которые, по его мнению, все склонны поболтать о фантастических зверях. Но он прибавлял при этом:
«Зоологи так привыкли не доверять, что, мне кажется, уже потеряли чувство меры. На самом деле есть две категории описаний, которые следует четко различать. Есть те, которые ясно и просто возникают из воображения их открывателей; но есть и другие — результат плохих наблюдений реальных животных. И не так уж сложно отличить первых от вторых, а с некоторым опытом можно научиться делать это немедленно и без ошибок».
Конечно, профессор Маковица решил, что из труда Удеманса не обязательно следует, что мегофиас — это тюлень.
«Очень возможно, — говорит он, — но также нет ничего, что позволило бы утверждать это категорически. Во-первых, наличие задних лап весьма сомнительно. Присутствие волосков — это обязательный результат наличия волосков в ноздрях; но эти последние встречаются в описаниях очень редко. Наконец, что касается гривы, ее тоже следует оставить из осторожности. Генеалогическое древо, установленное Удемансом, никак не совпадает с данными, которые мы имеем о потомках ластоногих…»
Именно с таким убеждением Эмиль Раковица отправился в качестве натуралиста в 1898 году в антарктическую экспедицию на «Бельжике» под командованием лейтенанта Адриена де Герлаха. Как он признавался своему начальнику, это предприятие для него «представляет собой очень полезную возможность встречи с морским змеем».
Но судьба — увы! — не была к нему благосклонна.
«Я хочу напомнить, — замечает тем не менее Раковица, — что у Пунта-Аренас многие рассказывали мне о гигантском звере, который появляется время от времени у мыса Дев, при входе в Магелланов пролив; но так как я сам не видел ни одного непосредственного свидетеля, то и не хочу нести никакой ответственности за эти слухи».
В Антарктике бельгийская экспедиция попала в затруднительное положение. Затертый льдами «Бель-жик» оказался обездвиженным на целый год. Эта критическая и тревожная ситуация не могла не закончиться драмой: один из лейтенантов умер от истощения сил, один матрос сошел с ума, а цинга добила многих членов команды, в том числе ее начальника, Герлаха, и его помощника Лекуанта. Профессор Раковица вернулся цел и невредим во Францию и только через два или три года случайно заглянул в номер «Курьера Хайфона», вышедшего точно через четыре дня после того, как «Бельжик» попал в тиски льда!